но они живут и в Манхэттене, и в Бруклине. Кроме того, на острове есть и неблагополучные районы.

Свой первый дом на Стейтен-Айленд мы нашли за две с половиной тысячи. И было у него три этажа. Прожив там пару лет, мы сменили его на дом более высокого класса, с бассейном во дворе, неподалеку от моста Верразано, расположенный в районе, где дома стоили от миллиона долларов, если их покупать, однако мы снимаем за 3650 в месяц. Сейчас заканчивается второй год нашей жизни там. Это пятое мое съемное жилье в Штатах за последние девять лет.

Вопрос о том, что лучше и что дешевле – снимать квартиру (дом) или покупать, – для жителей Нью-Йорка довольно животрепещущий. Свои плюсы есть и у покупки, однако принято считать, что рента обходится выгоднее: не нужно платить ни за обслуживание здания, ни налог на владение недвижимостью, ни страховку. Плюс ремонт чего бы то ни было в доме всегда происходит за счет хозяина, как и оплата воды – таков закон. Однако и у покупки недвижимости есть сторонники среди наших иммигрантов. Эти люди знакомы с понятием «моргидж» (заём на покупку дома, дальний родственник российской ипотеки) и морально готовы к долгим финансовым обязательствам по его выплате.

Глава 3. Сложный путь к гринкарте

Мой опыт получения вида на жительство я не советовал бы применять каждому читающему эту книгу. Дело в том, что процедура получения иммиграционного статуса, гринкарты, американского гражданства, не просто долгая и полная бюрократической волокиты. Эта история еще и дико индивидуальна. Все зависит от того, откуда ты, чем занимался в родной стране, с какой целью прилетел в Америку, женат ли и, если женат, на ком. Конкретно я, как уже известно, начал с получения политубежища, и вы, пожалуй, удивитесь, узнав, почему я его не получил.

Однако начнем с начала, точнее, с моего первого места работы, куда бы меня не взяли, если бы не открыл свою компанию. Это было условием трудоустройства на радио «Дэвидзон». Грэгори так и сказал: открывай компанию, юрлицо. Я открыл его и на него получал все чеки, всю оплату. Я уже говорил, что никаких документов, кроме российского паспорта, и никакого статуса, кроме туристического, у меня на тот момент не было, а зарабатывать на жизнь нужно. В Америке, даже если у тебя нет местных документов, ты можешь открыть компанию и получать от нее доход как владелец. А вот быть без документов наемным работником по местным законам нельзя.

Так и образовалась моя первая американская компания, за доходы которой я честно отчитывался в налоговую инспекцию, говоря местным языком, IRS.

Что же касается политубежища, то здесь все оказалось гораздо сложнее, чем я предполагал. Я подал прошение на весьма веских основаниях: в родной стране меня лишили бизнеса и хотели посадить. Кроме прочего, я занимался политической деятельностью в России, и гонения последовали отчасти поэтому. Однако мое дело вскоре попало под особый контроль в иммиграционной службе США.

По словам иммиграционного офицера, оно было очень уж… объемным. Встретиться со мной решил даже супервайзер нью-йоркского офиса по делам беженцев. И то, что это самое большое дело за последнее время, я узнал именно от него. Я не мог не согласиться, поскольку одних документов там было два больших чемодана. Рыжеволосый супервайзер службы сказал мне, что столь громкие дела не решаются в нью-йоркском офисе, и для того, чтобы их рассматривать, нужен офицер из Вашингтона. И этот, точнее, эта офицер приехала. Женщина из вашингтонского иммигрейшн долго допрашивала меня, а Анна, та самая знакомая, которая когда-то помогла мне снять первую квартиру в Америке, помогала мне с переводом, она была ассистентом адвоката. Также со мной на допросе присутствовал мой адвокат. Еще один переводчик – на телефоне у дамы-офицера. Эта красивая француженка, некогда переехавшая в США, сама когда-то была иммиграционным адвокатом и затем перешла на госслужбу в должность офицера по особо важным делам. Ездила по стране и допрашивала людей с наиболее серьезными случаями.

Мой допрос длился восемь часов. С утра и до позднего вечера. Американцы называют это «интервью». О побеге и его обстоятельствах она расспрашивала меня в мельчайших подробностях – и не успела всего узнать за день. В итоге через два месяца было назначено еще одно интервью.

При этом стоит сказать, что первого я ждал около года после подачи прошения об убежище. Очереди на «политику» (есть такое специфическое местное выражение: «Получить гринкарту по политике») были огромными. Вероятно, стоит провести параллель между ситуацией тех лет и нынешним массовыми побегом людей из России и других стран: сейчас даже длиннее очередь фигурантов, так что стоит морально подготовиться к ожиданию.

Второе мое интервью длилось уже шесть часов. После него к нам зашел тот самый рыжеволосый супервайзер и сообщил, что мой «кейс» (любое судебное дело в Америке характеризуется именно этим словом) они вынуждены отправить на спецпроверку, поскольку иначе не смогут вынести решения. Оказывается, у меня есть «прямая связь с лицами, имеющими государственную важность в Российской Федерации. И если мы сейчас вынесем решение, – добавил он, – это может даже испортить отношения между Россией и США».

Это действительно было так: у меня в деле фигурировали и Перминов из «Роскосмоса», и замначальника Федеральной службы охраны президента, и министр сельского хозяйства Ткачев, с которым я соприкасался непосредственно. Был также Устинов, бывший генпрокурор России, а ныне полпред в Южном Федеральном округе, Гринь, заместитель генпрокурора, обладатели высоких должностей в ФСБ – то есть все те люди, с которыми я взаимодействовал, когда жил в России. Из-за этих имен, как мне тогда казалось, история с получением политубежища затянулась невероятно. Дело не закрывалось, решение не выносилось, там явно чего-то ждали.

Когда я познакомился с Ириной, которая, кстати, гражданка США, мы приняли решение о моей легализации другим путем – тоже вполне законным.

Существует официальная процедура остановки прошения о политубежище и оформления гринкарты через брак с американским гражданином. Это тоже происходило далеко не со сказочной быстротой – пока процедуру остановили, прошел почти год. Уже и Трамп стал президентом США, настолько затянули мое дело с убежищем. Рассмотрение моей иммиграции через брак в итоге также затянулось.

Я с горькой иронией понимал, что стал сапожником без сапог. Мои клиенты, которым помогал эмигрировать с 2011 года, уже получили гринкарты, кое-кто успел обзавестись американским паспортом. У меня же самого гринкарты не было. На полях стоит указать информацию для тех, кто собирается тут стать именно наемным работником. После подачи заявления об изменении иммиграционного статуса работать законно вы сможете, вам выдадут пластиковую карту «разрешения на работу» – временный документ для трудоустройства до выдачи гринкарты. Но это был не мой случай, и нервничал я вовсе не из-за невозможности работать.

Дело в том, что пока у тебя нет гринкарты, ты изрядно затруднен в передвижениях. Я не мог выезжать из страны, даже на отдых в Канаду, и это здорово меня нервировало. Подсчитаем, сколько лет у меня ушло на ожидание в итоге не реализовавшегося политубежища. Подал я заявку в 2011 году, Трамп стал президентов в 2016-м, и гринкарты у меня еще не было.

В итоге мы с женой плюнули на все разговоры, унизительные звонки и выяснения с иммиграционной службой и просто пошли к конгрессмену от Стейтен-Айленда, где мы тогда уже жили. Конгрессмен по фамилии Донован тогда, на наше счастье, переизбирался (забегая вперед, скажу, что его не выбрали).

Начал я с того, что представился YouTube-блогером, у которого в подписчиках куча русскоязычных людей, живущих в Америке, они уже граждане и его, конгрессмена, потенциальные избиратели, «и я готов рассказать им о вас, однако мне нужна ваша помощь в том, чтобы сдвинуть свой иммиграционный вопрос с мертвой точки».

Общался я не с конгрессменом лично. Удалось поговорить с его помощницей, также в прошлом иммигранткой из Италии. Именно от нее мы услышали весь словарь американской ненормативной лексики в адрес иммиграционной службы США. Дама откровенно нам сказала, что это худшая, стремнейшая и самая бюрократическая организация в Америке, с которой иметь дело